Бычков Виктор Николаевич

Он - на отрывок из «В Перестройке»:

Я тогда ещё служил в Армии. И нам перестали выдавать зарплату. Пришлось по ночам ездить в Барнаул, таксовать, а днём бежать на службу командовать личным составом. Потом, спустя годы, узнал, что наш начфин сдавал нашу зарплату в банк под проценты на несколько месяцев, и жировал вместе с начальством. А мы... выживали как могли. На этом сломе эпох столько мразей повылезло, что диву даюсь, как мы смогли выжить. Но выжили! И это радует. Вот такие мысли вызвали ваши воспоминания. Спасибо Вам!

Он – на «Эх, лапти мои...»

Помню лапти. Их носили четыре-пять человек в деревне. А это уже где-то конец пятидесятых годов. Шили бурки и детям, и взрослым, и для них клеили галоши из резиновых камер. Бахилы назывались. Они выше галош. И по мелкой воде можно. Бедно жили в Белоруссии после войны. Очень бедно. Сейчас даже и не верится, что так можно было жить. С наступающими праздниками Вас!

Мой ответ:

Я:

Мама рассказывала: «Тогда мы калоши и стали клеить из камер, ведь подбитых машин столько валялося! Вот и пойдешь в поле, и наберешь камер столько, чтоб унести было под силу. А клей Сенька сам делал. Да хороший такой получался! Как приклеить подошву, зубами не оторвать. Правда, там и до нас эти калоши клеили, но как? Баба какая купить, наденить, до двора не успеить дойтить, а они и разъехалися, подошва - себе, ранты – себе. А наши крепко хорошо держалися!»

Так что, Виктор, наши родители знали, как приспособиться, чтобы выжить, только у нас галоши называли калошами. Спасибо за отзыв и с наступающим праздником и Вас с семейством!

Он:

На мои комментарии к комментарию о публикациях в Интернете:

Виктор Бычков:

Что-то произошло в сознании современных блогерш, чего не знала и моя мама. Инвалид детства, без пенсии и без мужа, но родила двоих сыновей, выростила, выучила. И отошла в мир иной в обстановке любви и уважения. И да, у неё не было подписчиков. Как и не было накоплений. Но она была счастлива нами, внуками. А мы с братом безумно любили и уважали маму, гордились ею. И наши жены, и наши дети также относились к ней. Но, повторяю, у неё не было подписчиков. Какая память на земле останется от таких горе-блогерш? И с какого черта она вдруг стала законодателем морали и нравственности? Или в обществе потребления высокие нравственные качества нашего народа больше не нужны, не востребованы? Нет! Это пена. Это наносное.

Я:

Да, Виктор, конечно – пена. Но заманивает, затягивает юные души «смелостью» противостояния, ведь у неё 2 миллиона подписчиков, а, значит, не так-то мало думают так же, - похожее на фашизм.