Словно букет собираю
1963-й
Из дневника:
Под Рождество ездила в Карачев. Спала в своей маленькой комнатке и еще затемно, проснулась от детских голосов: «Рождество твоё Христе Боже нас…» лопотали ребята у порога, а я лежала, слушала, почти не разбирая слов, но на душе было благостно и светло. Может, еще и потому, что мама уже топила печку, и в хате пахло только что выпеченными булками.
Церковь была в квартале от нашего дома, чудом уцелев от «карающей руки» большевиков.
(Всего в двадцатые годы только в Карачеве было разгромлено одиннадцать церквей.) До сорок первого года она была зарыта, но при оккупации немцы разрешили ее открыть, а в пятьдесят шестом, после указа Никиты Хрущева об очередном наступлении на религию и обещании в скором времени «показать последнего попа» (запретили даже колокольные звоны), священник этого прихода был арестован и выслан в Сибирь, попав в число восьмисот пятидесяти тысяч таких же, как он.
Но церковь всё же не закрыли, и мимо нашего дома под религиозные праздники к ней шли и шли старушки, а мы, школьники, боялись и подходить, - ведь советская пропаганда вбивала в головы презрение к религии, а если кто не усваивал этого, включались «рычаги воздействия», - порицание в классах, в «трудовых коллективах». Именно такое случилось и со мной, когда уже работала в библиотеке, - вывели из комсомольского бюро, ибо кто-то донес, что под Пасху видели меня в крестном ходе вокруг церкви.
Из дневника:
Сегодня у меня День рождения.
Так что же изменилось во мне за эти годы, когда все ждала и ждала чего-то?
Да, в мечтах не было ничего конкретного, но верила: непременно придет что-то большое и захватывающее, иначе и жить-то зачем? И придет само собой, как приходят весна и лето, зима и осень. Но только теперь начала понимать: сами собой сменяются лишь времена года, а вот вершины человеческого духа достигаются постоянной работой до перенапряжения, и всё правда: смерть ради идеи, лишения ради нее! Ведь всё прекрасное создано на земле людьми, способными на это, а я...
Похоже, плыву по течению.
Ура! Закончилось моё скитание по чужим углам, да и частые поездки в Карачев, - живу одна в двухкомнатной квартире брата, которую купил случайно, - снимал сюжет о только что созданном кооперативе и сумел пробиться в заказчики. Но он, пока опять не женился, всё ездит в Карачев и за неделю только ночь или две ночует здесь.
Из мебели у меня: стол, раскладушка и тумбочка, на которой – проигрыватель, купленный только вчера, но скоро будет и книжный шкаф.
Приходил Влад, тот самый, с которым познакомила еще Надежда, когда снимали с ней сюжет на автозаводе, и наша «дружба» с ним длится уже полгода. Парень-то он красивый, высокий, сильный, но красота его какая-то грубоватая, - слишком здоровая, что ли? И он мне нравится, но… Нет в нём такого, что помогло бы принять его, не задумываясь.
А еще кажется: хотя мы и ровесники, но душа его намного моложе моей.
Вчера в областной библиотеке прочитала в «Новом мире» рассказ Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» - об «удачном» дне заключенного в Сибирских лагерях. Подобного у нас еще не печатали.
Вышла из библиотеки и долго бродила по скверику, чтобы прийти в себя.
Позвонил Влад, пригласил в кафе. Вначале было как-то безразлично, а потом ждала его. И хотелось быть красивой, и хотелось ему нравиться.
Неужели смогу полюбить?
Все больше становится невыносимым окружающее: лживо то, что делаю на работе, вижу в театрах, кино, о чем пишут в газетах. И только при соприкосновении с настоящим - пассакалия Генделя, стихи Блока, Фета – счастлива, будто постигаю что-то очень важное, какую-то истинную глубину, - пью из той же чаши, что и ОНИ.
Читала в «Новом мире» поэму Евгения Евтушенко:
«…И ежели, можно жить без сетей на свете,
То пусть это будут хотя бы законные сети.
Старые рыбы впутались - выпутаться не могут,
Но молодь запуталась тоже - зачем же ты губишь молодь?
Сквозь чертовы эти ячейки на вольную волю жадно
Она продирается всё же, себе разрывая жабры.
Но молодь, в сетях побывавшая, это уже не молодь.
Во всплесках ее последних звучит безнадежная мёртвость.»
Когда-то была в восторге от его ранних стихов, а эти…
Всё правда, но это - рифмованная публицистика.
Ждала Влада всю неделю, а когда пришел, то чувство, которое томилось, померкло, и я не радовалась ему, а просто рассматривала.
Может, не могу любить?
Приехал к нам на работу из ВГИКА журналист Женя Сысоев.
Всегда лохматый, неопрятный, с сероватым, помятым лицом, - похож на беспризорную собаку, - но есть в нём что-то привлекательное, а что? Пока не пойму.
Первая фраза, которой встретил меня, была:
- Не повезло. Придется с тобой работать.
А в глазах - смешинки. И странно: будто уже встречались, говорили.
По-видимому, жизнь его здорово потрепала и, кажется, ищет плечо, на котором можно выплакаться.
Влад не приходит.
Ну и хорошо. Уж очень земной и никакого света от него не исходит. А еще эта его твёрдая уверенность в том, что он… «Помогаю стране строить социализм»! А как бы хотелось, - при его-то внешности! – почувствовать в нём родственную душу… такую же, как у Стаса. Сегодня перелистывала его сборник и думалось: ну разве может Влад так видеть, чувствовать и написать, как Стас:
О, гнет пробуждений декабрьских!
О, белая-белая тишь!
И ты, погружась в эти краски,
К стеклу пригвождённый стоишь.
И ступишь на сонные тени,
В провалах сосновых лесов, -
В разгульных нахлёстах метельных
Медлительный шаг невесом.
Медлительный шаг невесом.
И вспомнятся детские сказки,
И вехи исхоженных троп…
Но память скользит, как салазки,
Чтоб плюхнуться снова в сугроб.
Чтоб дали объять и измерить,
Чтоб выхватить полдень из тьмы,
Чтоб снова, как в детстве, поверить
В суровую радость зимы.
Была в отпуске.
Очень интересно пропутешествовали с братом Николаем и Валей в их стареньком «Москвиче» от Карачева до Ленинграда. Ходила по музеям, попала на концерт польской эстрады. Как же непривычно хороши были ритмы, мелодии!
Ходила и в зоопарк - живой островок среди камней и асфальта: кривоногий верблюд, чернолицый гиббон, олешки, жирафы, - какие яркие характеры и сколько истинной красоты, грации! Людям чаще надо всматриваться в глаза зверей, от этого они, люди, станут лучше.
На второй день после приезда, приходил Влад. Вначале была рада ему, а потом стало грустно. Почему?
А впрочем, со мной всегда так… Помню, когда Игорь Борисов сказал о своей любви, то убежала к обрыву, сидела там и ревела.
А Юрка? То же чувство было, когда впервые попросил стать женой.
А Витька Халанский? И сейчас во мне - запахи белых осенних цветов, опавших листьев, волнение от близости его глаз… и тогда же - грусть.
Как понять такие состояния души, когда радость и грусть - рядом?
А, может, прекрасное – и любовь, конечно! – пробуждает грусть потому, что уже в самом начале угадываем расставание с ней?
Прочитала в «Литературной газете» Сергея Есенина:
Закружилась пряжа снежистого льна,
Панихидный вихорь плачет у окна.
Замело дорогу вьюжным рукавом.
С этой панихидой век свой весь живем.
Пойте и рыдайте ветры на тропу,
Нечем нам на помин заплатить попу,
Слушай мое сердце, бедный человек.
Как помрем, без пенья, под ветряный звон
Понесут нас в церковь на мирской канон.
Некому поплакать, некому кадить,
Есть ли им охота даром приходить?
Только ветер резвый, озорник такой,
Пропоет разлуку вместо упокой.
«Такого» Есенина у нас еще не печатали.
Общение с людьми утомляет…
Ну, почему с ними так одиноко?
И только когда остаюсь одна, чувствую себя «в своей тарелке».
А еще - в читальном зале Областной библиотеки, где в книгах и журналах нахожу единомышленников и радуюсь этому. Вчера в «Новом мире» прочитала Арсения Тарковского: «Меня больше интересуют характеры внешне статичные (как у Достоевского), но внутренне напряженные энергией овладевшей ими страсти».
Вот и меня…
Восьмое марта отмечала с Владом в его общежитии. Преподнёс мне красные розы, и вроде бы весело было, а потом…
Да, конечно, он - «видный» парень и лидер по натуре, но для него всё уж как-то слишком ясно, всё раз и навсегда решено!
Спросила:
- А ты думаешь хотя бы иногда: для чего мы живем, что будет с нами после смерти?
- Ты что? – покрутил пальцем у виска. - Совсем уж?..
И рассмеялся.
Как незаметно засасывает болото! Еще недавно считала «Новости» передачей, недостойной того, чтобы думать над ее улучшением, - ведь в них почти всё трескотня и ложь, то же, о чём пишет Арсений Великовский:
«Богиня Разума и Свободы стараниями ловких демагогов преобразилась в холодную статую на площади, и перед этим монументом раздается треск выхолощенных разглагольствований».
Так вот… Считала «Новости» враньём, а когда сделали меня режиссером выпусков, то начала отстаивать их на летучках. Боже, какая обрушилась тоска, когда осознала это!
Снимали сюжет в кинопрокате, - поступил туда американский фильм «Ограбление поезда», - но его вначале будут просматривать в Обкоме и решать: показывать ли в кинотеатрах?
И эти!.. выбирают: что мне смотреть, а что - нет?.. «Великая и созидающая»! Кто дал тебе право бесцеремонно унижать людей? Ненавижу! Они убивают во мне свободу выбора!
И хочется быть сильной, хитрой, даже коснуться порока, но мстить им, мстить!
Глаза Влада, голос - всё выдаёт: любит!
А, может, эмоциональность и ум - с моей стороны, воля и энергия - с его, очень даже неплохое сочетание?
А, может, научил бы меня ощущать настоящее, и вместе с теплом его тела я почувствовала бы вкус к простой жизни?
Пластинка с Жаном Фера, немного вина и…
Я!.. Я, как есть. И счастлива!
Недавно в библиотеке попались слова западногерманского философа Вольдемара фон Кнеорингена:
«Коммунизм черпает силу из чаяний человека, он хочет дать ему смысл жизни, он апеллирует к его разуму, борется против его одиночества. Он берет на вооружение Прометееву волю к творчеству для избавления человечества от страданий, и для его усовершенствования своими собственными силами, без помощи Бога».
Подумалось: а как отнесется к этим словам комсомольский вожак Влад, ведь он - убежденный коммунист. И выписала цитату, при встрече прочитала ему, а он:
- Это все мура. Да и не понятно что-то.
Да что ж тут понимать-то?
Вчера нагрянули Борис и Николай - инженеры из Ленинграда.
А приехали они в воинскую часть под Карачевом, чтобы налаживать аппаратуру.
И нашел меня Борис так: увидел как-то на улице Карачева, потом расспросил обо мне и просто пришел к нам домой.
Симпатичный, умный, честный, - сразу же сказал, что женат, - много видевший и чувствовавший человек.
Провела с ними весёленький вечер, но... Но, как выматывают подобные вечера!
Бывают же вот такие обильные недели!
В четверг приходил Влад, в пятницу – Женя Сорокин, в субботу и воскресенье приезжал Борис. Правда, сегодня никто не пришел, но зато Николя… тот самый, с которым познакомилась в Сочи, прислал письмо:
«Я хочу тебе предложить вот что: взять нам отпуска в одно и то же время и осуществить на мотоцикле турне по Прибалтике. Мы проехали бы, начиная от Вильнюса, через Каунас, Клайпеду, Палангу, Ригу, Рижское взморье. И хочу сразу тебя успокоить: твое согласие ни к чему тебя не обязало бы, а для меня было бы большой радостью».
Турне по Прибалтике – это, конечно, здорово, но…
Нет. Не поеду. Прости, Николя.
Хожу и боюсь расплескать ощущения, навеянные встречами с Борисом.
Вначале разрешала ему приезжать только потому, что было скучно, - Влад мог приходить только в выходные, - а прошло несколько вечеров и открылось в нём столько моего! Разговариваю с ним - словно в себя смотрю и каждое мое слово, жест, улыбка им замечены, оценены.
А полный запахов вечер на Снежке?.. Красный закат над рекой, прохлада и свежесть воды, пахучая, обволакивающая трава и Есенин: «Выткался над озером алый свет зари...» После такого кажется: всё, что делаю на работе - чушь, шелуха, безобразная гримаса жизни, а истинное - во мне, в нём, в нас!
Наверное, потребность любить - сильнее чувства эгоизма, и если побеждает последнее, то делает «победителя», в конце концов, глубоко несчастным.
Приходил Влад.
Все улыбался, был ласков, а я сказала всё, что передумала за месяцы нашего знакомства: нет, не стала бы его женой, потому что мы очень разные, и что не люблю.
Потом проводила до троллейбуса, приобняла, прикоснулась губами ко лбу, - на прощанье! - а он гру-устно так сказал:
- А я как раз сегодня хотел сделать тебе предложение.
Виновато улыбнулась, пожала плечами.
Попросил разрешения приходить.
Пусть приходит.
В шестнадцать лет сделала вот такую запись: «Пока нет у меня близких подруг, нет и того, кого могла бы полюбить, но часто думаю: а каким должен быть ОН?"
Не знаю и теперь ответа на этот вопрос, но пока словно букет собираю, в котором - и полевые цветы, и садовые, но появится ли тот, единственный, который покажется самым красивым и ароматным?
И снова приходил Влад.
А я искала одиночества, тишины, чтобы вновь и вновь вызывать образ Бориса, видеть его лицо, глаза, ощущать ладонью ежик волос. Неотвязно память возвращает минуты с ним и каждое его слово звучит во мне: «какая у тебя нежная кожа! Как у воробышка... А я дурак, да?.. Защищу от всего: от ветра, холода, снега, горя... Спой мне о фонариках... Не думал, что на мою долю выпадет такой вечер!.. Сегодня бед натворил из-за тебя!.. Прочти обязательно «Улыбку Богов» Джека Лондона... Я тебя и такую люблю. Ты веришь? И любишь ли?.. А потому и не приезжал целых три дня, что боялся испортить ту нашу встречу... Самое лучшее - вовремя уйти, да?»
И ушел... Ушел, чтобы завтра уехать в свой Ленинград.
Нав-сег-да!
Милый Борис! Ты появился, как добрая фея, чтобы закрыть меня от Влада, этого бездумного комсомольского вожака.
Целую тебя на прощанье тихо и с благодарностью.
Спустя несколько лет, муж сказал, что знает, мол, Влада, и что работает теперь тот в Комитете госбезопасности. Ну да, так и должно было быть, ибо в те времена почти все комсомольские вожаки делали карьеру в этом учреждении, но интересно вот что: если б знала об этом тогда, увлеклась бы им?
Книгу «Игры с минувшим» в электронном или печатном варианте можно приобрести в магазинах издательства Ридеро - https://ridero.ru/books/igry_s_minuvshim/