И ПРОПАДАЮТ ЛИСТЬЯ...

 

1985-й

Там, где сходится небо с землёй,

Удивительный лес – голубой.

Но однажды, придя в этот лес

Голубых не нашел я чудес.

Не затем ли природой самой

Предусмотрен обман голубой,

Чтобы нас к горизонту влекли

Голубые загадки Земли?

Николай Иванцов… Он теперь заведует литературным отделом в газете Обкома Партии «Рабочий», а быть на такой должности в идеологическом «органе» значит: Партия ему доверяет. Сегодня Платон отнес ему отрывок из своего романа, а он, прочитав его, сказал:

- Но это же что-то незаконченное...

И не взял в газету. А ведь были они друзьями, когда я еще не знала их, и часто, бродя по улочкам нашего города и полностью доверяя друг другу, - что в те времена было не так уж и часто, - спорили, осуждали «среду», в которой жили, передавали друг другу самиздатовские книги и именно тогда Николай написал: «Не в ту среду попал кристалл…», которые теперь Платон иногда произносит с грустью.

 

2013-й

Когда-то Николай был для меня простым выступающим, - в передачах несколько раз читал свои стихи. Щупленький, сутуловатый, но вот голова его… Ну да, весь его внешний серенький облик словно подчеркивал чистое лицо с чуть выступающими скулами, яркими губами, карими глазами с выражением тревожной взволнованности, над которыми нависал светлый чуб. Да, тогда лицо у Николая было… не лицо, а лик.

             

           Над водой,

            Над мартовской водой

            Я кружу, тревожный и седой.

            Я седой пока что от лучей.

            Но спешит, торопится ручей.

            Мартовским свечением прошит,

            Он не мельтешит, но он спешит,

            Рушит снег и лед крошит, крушит.

            Он вершит своё и совершит.

            Он неумолим, и скор, и спор,

            Он хрустально чист, тараня сор.

            Ты возьми в ученики, ручей!

            Я седой пока лишь от лучей…

 

1985-й

Отнёс Платон в «Рабочий» стихи начинающего поэта, а потом несколько раз по телефону напоминал о них Николаю, но тот всё никак не прочтет! Наконец, пошел к нему, спросил:

- Ну, как?.. - Нет, опять не прочитал. Ну, Платон и вспыхнул: - Пойми! Человек трудится, пашет землю, писать стихи для него – радость, а они лежат у тебя почти полгода! Не стыдно? 

Обиделся:

- Не буду разговаривать в таком тоне.

И выгнал его.

... Написал Платон статью о Художественном фонде, и там есть строки о том, как некоторые скульпторы уже не творят что-то своё, а просто зарабатывают деньги на производстве бюстов «вождя всемирного пролетариата Ленина». Отнёс ее в «Рабочий», а там главный редактор категорически отрезал: о «бюстах», мол, общественности знать не положено. И пришлось вычеркнуть. После редакционной летучки, Платон пришел взвинченный:

- И всё равно статью не отметили, - блеснул очками. - Какое-то глухое недовольство у всех вызвала. Почему? - Присел на стульчик у порога, взглянул: – Что в них задел?

- Да плюнь ты… - посоветовала и уехала на работу.

А вечером… Господи, он всё ещё страдает:

- Как это ужасно!

- Что именно? – хотя и подразумевала «что», но ободряюще улыбнулась, а он словно и не заметил моей улыбки, и только взглянул мрачно:

- Да одиночество наше. Если б не ты, так хоть удавись.

Уходит в ванную, отжимает постиранное мною утром белье, потом в майке и бодряще порозовевший, появляется на кухне:

- Ну что, деградировать? Всегда вот так и соглашаться с их правками, вычеркиваниями, идти на контакт?

- Не надо, не ходи… на контакт, - опять улыбаюсь: - Лучше оставайся в своей одинокой башне. - И как всегда, если вижу, что взвинчен, завариваю ему успокаивающий чай: - Ты же видишь, что стало с твоим другом Колей, когда пошёл на контакт?

А дело в том, что несколько дней назад Платон приводил его к нам, и был тот еле живой после очередного запоя.

         

           Метёт метель, пугая чистотой,

            Гипнотизируя, влечет в безбрежность.

            Не там ли звук свирели золотой

            И наша нерастраченная нежность?  

            Неужто отзвучали навсегда

           Те сладостные звуки синих далей?

            Метёт метелью талая вода.

           Метелью – влага пенится в бокале…

2013-й

Да, был у Иванцова поэтический дар. А еще - две дочери, любимая жена, и казалось: есть чем жить и ради кого. Но запои с ним случались всё чаще, стихи писать почти бросил, но Платон по-прежнему тянулся к нему, хотя было заметно, что дружба их таяла. Почему Николай пил? Что пытался заглушить в себе водкой? Нет, не могли понять.

 

1986-й

Заходил Коля Иванцов. За чаем рассказывал, как вербовали его в Комитет госбезопасности, а он отказывался; как в своё время проголосовал «против» на собрании, которое клеймило писателя Солженицына* и как выгнали за это из газеты. Похоже, говорил правду. Но почему теперь заведует отделом в «органе Партии»? Ведь такое доверяют только «проверенным» журналистам.

          

          Листья бросает ветром,

            По тротуарам треплет…

            А листьям хочется кверху,

            К веткам больших деревьев!

            И припадают листья

            К лужам обманно синим.

            И пропадают листья,

          Вырваться не осилив…

1987-й

Платон приводил Иванцова, - ему нужно было срочно опохмелиться, - а у меня только и было «из спиртного», что настойка березовых почек, но он её выпил.

Ах, куда девался прежний лик!? Сидел за столом типичный пьяница, от которого несло перегаром, дешевыми сигаретами, да и весь вид вызывал чувство жалости.

... Теперь Иванцов бывает у нас редко, но лучше б и вовсе не заходил, - видеть его больно: стал неопрятен, лицо превратилось в какую-то помятую маску, из-под которой всё так же напряженно сверкают глаза, но уже с выражением мутной тоски. Как-то Платон попытался спасти его от запоев, - устроил в лечебницу, навещал каждый день, носил ему мёд, куриные котлетки, приготовленные мною из «выданного» на работе бройлера, - но Николай сбежал оттуда.

 

                     Отшумела, отгуляла осень

           И её потрёпанный наряд

           С тротуаров дворники уносят,

           И костры из листьев тех горят.

           Замерли деревья оголено,

           Но в душе, превозмогая страх,

           Смотрят грустно, но и  

           просветленно,

           Как сгорает прошлое в кострах.

1990-й

В партийной газете «Рабочий» напечатали письмо читательницы Константиновой:

«Я хотела бы посмотреть ему в глаза», и это - пасквиль на Платона: «Качанов так рьяно сражается за демократию потому, что хочет урвать при ней кусок для себя». Сегодня Платон позвонил главному редактору газеты:

- Кто автор этого… что обо мне?

Нет, не знает тот, и в отделе писем тоже не знают. Тогда поехал он в редакцию, спросил у Иванцова: не твоя ли, мол, жена, эта Константинова?.. а Николай хлопнул дверью перед его носом:

- Тайну псевдонима не выдаем!

Но Платон всё ж дознался: сам Иванцов и написал эту статью.

                      

                        Отчего, почему зимою

            Лета грезится сладкая нега,

            Чтоб потом заболел тоскою

            По веселому хрусту снега?

            Почему ты, покуда молод,

            Так мотаешь время оплошно,

            А потом пробирает холод

            От сознанья, что юность - в

            прошлом.

1991-й

И снова брыкнул совсем ещё не окрепшие демократические «Известия» матёрый партийный «Рабочий», и называется эта статья: «Синдром комарика». Облаяли в ней и Платона, и главного редактора, да и всю газету смешали с грязью: вот, мол, пищат в ней журналистики маленькие, незначительные, корыстолюбивые. Но на этом не успокоился «закалённый в боях» орган Партии, - через номер боднул снова и а автор статей – Николай Иванцов.

 

2013-й

И эта моя запись о Николае последняя. И последняя потому, что вскоре его не стало, - нашли в сгоревшей даче. «Но память о нём жива» среди коммунистов области: и место на кладбище для его могилы выделили в аллее почетных людей, и книга стихов, газетных публикаций издана ими же. Как же тоскливо от всего этого! Ведь был же, был когда-то умный, обаятельный поэт, написавший строки:

        Не в ту среду попал кристалл,

                   Но растворяться в ней не стал.

                    Кристаллу не пристало

                  Терять свойства кристалла.      

А, впрочем, поэты не всегда живут так, как пишут в своих стихах.